Три грани рока - Страница 144

144

Когда от фазанов остались только воспоминания и небольшая кучка тщательно обглоданных костей, горцы привязали пленника к дереву, а сами, закутавшись в меховые плащи и положив рядом оружие, улеглись около костра. Лишь один варвар, чья стража была первой, устроив на коленях копье, внимательно вглядывался в ночной мрак.

Дождавшись, пока горцы погрузятся в крепкий сон, а охранник сядет лицом к костру, Кель начал медленно тереть путы на руках острой гранью подобранного им во время падения камня. За этот призрачный шанс обрести свободу он заплатил разбитым лицом, но он того стоил. Камень оказался даже лучше, чем предполагал Кель, и не прошло и часа, как веревки на руках были перетерты. Несколько раз дежуривший горец вставал и обходил стоянку, но ничего подозрительного он так и не заметил.

Освободив руки, Кель принялся за путы, которыми был привязан к дереву. Когда последняя веревка была перерезана и упала на землю, он замер, боясь шелохнуться. Сердце глухо бухало в груди, но юноша заставлял дышать себя ровно, притворяясь спящим.

За пределами круга света, очерченного светом костра, лес жил своей жизнью. Перекликались ночные обитатели, о чем-то переговариваясь, шумели кронами деревья. Откуда-то издалека донесся полный предвкушения кровожадный вой, возвестивший, что хищники настигли очередную жертву. Кель поежился от холода. В вышине светились равнодушные звезды, и ухмылялась ехидная луна.

На секунду Келю показалось, что весь остальной мир не более чем плод его воображения, а на самом деле существуют лишь эта освещенная неверным светом костра поляна и темнота вокруг. Юноша необычайно остро ощутил свое одиночество и беззащитность. Ночной мрак сейчас казался живым существом, хищником, поджидающим добычу. Кель посмотрел на спящих, и в его сердце ненависть на мгновенье уступила непривычному чувству родства с этими такими другими, но все же людьми. Расположившийся у огня варвар поерзал, поудобнее устроив на коленях копье, и наваждение разом спало.

Некоторое время Кель оставался неподвижным, всматриваясь в каждое движение сидящего к нему спиной дикаря. Напасть сразу он не решился — тело занемело и могло подвести в самый ответственный момент. Но постепенно к нему возвращалась чувствительность, а сам солдат все еще судорожно обдумывал план действий.

У Келя мелькнула мысль бежать, но юноша ее отбросил. В этих горах он безоружный, без припасов, преследуемый варварами, был бы обречен.

Большим соблазном было попытаться по-тихому задушить часового, а потом расправиться со спящими горцами. Но Кель не был уверен, что это ему удастся. На земле хватало сухих веток, а малейший шум насторожил бы охранника и потревожил чуткий сон остальных варваров.

Можно было и напасть сразу, уповая на неожиданность и воинское умение. Но безоружный Кель не склонен был переоценивать свои возможности, поэтому решил все же попытаться подкрасться незамеченным.

Сжимая в руках камень, Кель медленно сделал первый шаг. Он внимательно смотрел себе под ноги, пытаясь в неверном свете костра найти клочок земли свободный от сухих иголок и веток. Тишина сейчас была его единственной защитой, а незаметность самым главным оружием.

Шаг. Где-то в темноте закричала ночная птица. Кель замер, но горцы по-прежнему находились в объятиях сна, а варвар несущий стражу не обращал внимания на привычные звуки.

Шаг. С трудом сдерживая рвущееся из груди порывистое дыхание, юноша остановился, высматривая, куда ступить дальше. В костре треснула ветка, послав в ночь маленький сноп искр. Кель вздрогнул, но варвар остался неподвижным.

Шаг. Один из спящих горцев перевернулся на другой бок и тихо засопел. Ночная прохлада холодила кожу, и Кель почувствовал, как каждый волосок на его теле встал дыбом. Напряжение все нарастало. Юноша сам себе казался натянутой до предела тетивой, готовой лопнуть в любой миг.

Шаг. Сидящий у костра горец лениво потянулся. Нервная дрожь растеклась по телу Келя. Хотелось взорваться в бешеном ритме движения, криком разорвать ночную тишину. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, а по телу стекал холодный пот, но Кель сдерживался и неторопливо подкрадывался к беззащитной спине охранника.

До горца, сидящего у костра, оставалось всего несколько метров, когда под ногой предательски хрустнула ветка. Варвар начал оборачиваться, и Кель сорвался с места. В два прыжка он подскочил к горцу и силой ударил дикаря камнем в висок. Не успело тело рухнуть наземь, а юноша уже выхватил у него из-за пояса кинжал и кинулся к остальным варварам.

Фигуры на земле уже зашевелились. Кель с силой вонзил клинок в левое подреберье ближайшего воина и попытался подхватить его топор, но тот самый юный горец, что накануне подстрелил пару перепелок, мертвой хваткой сжал древко. В его широко распахнутых глазах плескался ужас и боль. Несколько раз дернувшись всем телом, он замер навеки, но так и не разжал пальцы. Со сдавленным проклятьем Кель выпустил топорище и выдернул из тела кинжал.

Рывком поднявшись на ноги, пехотинец полоснул лезвием по горлу уже привставшего иссеченного шрамами горца и, опрокинув хрипящее тело, кинулся к следующему противнику, сжимавшему в руках двуручную секиру. Сонный варвар не успел встретить пленника сверкающим полукружьем лезвия и попытался отшатнуться, но клинок солдата легко поднырнул под изрезанное рунами древко и вошел в живот глухо застонавшего дикаря.

Взревев от ярости и боли, горец, уронил секиру и еще попытался вцепиться в горло рабу, но Кель ловкой подножкой опрокинул могучего варвара и едва успел кувырком уйти от страшного удара двуручного меча нового противника. А справа к нему уже приближался еще один воин.

144