Три грани рока - Страница 132

132

Среди пленников послышались бессильные проклятья, они прекрасно понимали, что сейчас будет происходить. Один из горцев любовно погладив разложенные лезвия, выбрал средних размеров нож и ловким, привычным движением отрезал гвардейцу палец. Но боец Сплава не закричал. Стиснув зубы, он лишь тихо застонал и несколько раз дернулся связанным телом, а потом с ненавистью уставился на палача.

Но горца было не запугать грозными взглядами. Неторопливо подойдя к жаровне, он извлек раскаленный докрасна прут и с наслаждением прижег пленнику рану. Тут уже даже могучая выдержка гвардейца дала сбой, и он зашелся в отчаянном вопле. Когда солдат перестал кричать и лишь хрипло дышал сквозь стиснутые зубы, к нему обратился вождь.

— Ну что? Хочешь безболезненную смерть? Все что тебе нужно, это просто признаться в том, что ты и так сделал. К чему упорство? О нем никто не узнает. Сделай как сказано, и мы похороним твое тело по вашим обычаям. Решайся! — голос горца стал ласковым и вкрадчивым, что сильно не вязалось с его внешностью.

— Сдохни, скаренная тварь, — гвардеец попытался плюнуть в лицо вождю, но не смог, и вязкая, кровавая слюна растянулась у него по подбородку.

Горец с силой ударил пленника в живот и отошел, давая знак палачу продолжать. Торстен хотел закрыть глаза, но его словно притягивало жуткое зрелище. Пытали гвардейца долго и с фантазией. Ему загоняли иглы под ногти, жгли железом, медленно снимали кожу. От отчаянных криков закладывало уши, но могучий гвардеец не терял сознание и упорно продолжал бороться с болью.

Иногда пытки прерывали, и вождь племени спрашивал, не образумился ли пленник, но тот неизменно отвечал руганью, а когда сил уже совсем не осталось, просто в ярости рычал. Когда ему раскаленной иглой выжгли глаза, гвардейцу наконец повезло, и он умер, прервав свои мученья. Торстен смотрел, как горец в ярости пинает мертвое тело, и думал о том, что даже не помнит, как звали бойца Сплава, сумевшего уйти из этого мира не потеряв достоинство и честь.

— Участь этого глупца — это вам урок! — В ярости прошипел вождь, оглядывая пленников. — Кто готов рассказать правду и принять достойную и безболезненную смерть?

Не дождавшись ответа, горец указал на новую жертву. Торстен вздрогнул — на этот раз не повезло Келю.

— Ребят, а как насчет последнего желания? Обещаю — у меня очень скромные запросы! — Пытался отсрочить неизбежное Кель, когда его подняли, уложили на стол и стянули одежду.

Но горцы не обращали внимания на слова. На этот раз палач сразу взялся за раскаленный прут, и уже через секунду Кель, отчаянно воя, забился в путах. Торстен заскрипел зубами и в который уже раз напрасно попытался разорвать толстые веревки. Видеть, как пытают твоего друга, и быть не в силах помешать — для норда это было настоящим мучением.

А палач, не удовлетворившись достигнутым, еще несколько раз ткнул раскаленным прутом в пленника, заставляя Келя отчаянно извиваться на столе в жалкой и бесполезной попытке уползти. А горец явно получал удовольствие и весело гоготал, наблюдая за мучениями беспомощного пленника.

— Я скажу! Я все скажу! — Торстен не поверил своим ушам — голос его друга дрожал и прерывался рыданиями.

— И что же ты скажешь? — Ласково спросил вождь, жестом остановив палача.

— Мы должны были напасть на одну из деревень, где содержался важный пленник… Случайно столкнулись с отрядом горцев… Заметили их раньше, чем они нас… Устроили засаду… Перебили всех… Нам никто не помогал, проводника у нас не было! — Кель казался полностью сломленным и всхлипывал после каждой фразы.

— Молодец, ты умнее прочих, — довольно рассмеялся вождь. А остальные пленные разразились ругательствами. Торстен и Ритал со вкусом поливали отборной бранью горцев, а гвардейцы еще и сыпали проклятьями в адрес малодушного товарища. Молчал только Керит. Командир отряда с каким-то новым интересом смотрел на Келя, а потом кивнул в такт собственным мыслям.

— Ладно, пожалуй, закрепим урок, — вождь растянул губы в улыбке предвкушения и, подхватив раскаленный прут, еще несколько раз приложил его к телу Келя, заставив его зайтись в новом вопле, перешедшем в кашель и сдавленные рыданья.

От жгучей ненависти у Торстена перехватило горло, и он просто яростно рычал, подобно дикому зверю. От безуспешных попыток разорвать путы, веревки глубоко впились в его плоть. Один из горцев со смехом ударил его ногой в лицо, опрокинув привставшего с пола норда. Ритал опять разразился ругательствами, но закашлялся, когда сапог варвара впечатался ему в живот.

— Заткнуть всем рты и назад в яму, — скомандовал вождь, вдоволь натешившись. Но пленники его уже не поняли, ведь сказано это было на одном из горских наречий, зато они прекрасно видели, как дикарь указал на лежащего на столе пленника. — А этого одеть в имперскую одежду, да так, чтобы не было видно следов пыток, и ко мне в дом.

Все еще связанного Келя горцы отволокли в просторный дом и кинули в угол. Юноша осторожно осмотрелся, стараясь не привлекать внимание. Через пару небольших окон в помещение проникал тусклый свет, а по углам горцы зажгли несколько лучин. Дом, похоже, принадлежал кому-то из богатых горцев — пол оказался не земляным, а деревянным и был устлан циновками, а на противоположной от входа стене был занавешен меховой накидкой еще один проем в соседнюю комнату, и оттуда тянуло чарующими ароматами жареного мяса и свежевыпеченного хлеба. Кель судорожно сглотнул слюну и понюхал свое плечо, перебивая вонью давно немытого тела нестерпимо вкусные запахи.

132