Вокруг мгновенно образовалась толпа детей. Юные горцы сначала оживленно тыкали в пленников пальцами, а заметив, что охранники не обращают на них внимания, начали с азартом кидаться комьями земли и навоза.
— Ублюдки малолетние, — рычал Ритал, которому доставалось больше всех.
— Да ладно, представь, что это цветы! — не унывал Кель, ловко уворачиваясь от летящего в него мусора.
— Да хоть свежие фрукты, — сплюнул кровь из разбитой губы Торстен и, поддев ногой камень, отправил его в сторону мучителей.
Сорванцы все распалялись, и в пленников полетели первые камни. Но тут уже вмешались охранники и отогнали мальчишек.
Ристалище особого впечатления не производило. Это была просто круглая утрамбованная площадка. Земля была изрядно перепачкана кровью, и от этого казалось бурой. С одной стороны импровизированная арена упиралась в крутой холм. Всех пленников заставили сесть на землю, а рядом вальяжно расположилось несколько охранников. Невдалеке, порыкивая и то и дело пытаясь подобраться поближе, бродили собаки.
— Ну и зачем они нас сюда всех притащили? Неужели все будем в боях участвовать? — Мрачно поинтересовался Торстен, безуспешно пытаясь отогнать облепивших его мух.
— Вряд ли. Так они рабов не напасутся, — спокойно ответил Керит. — Еще не выбрали жертву. А если и попытаемся бежать — дополнительное развлечение.
— Скаренные дикари! Попадись они мне в руки живьем, уж я бы устроил им развлечения! — проскрежетал Ритал.
— Ну и отлично. В случае чего так и будем делить — тебе на забаву мужиков, а я возьму горских женщин, — с серьезным видом сказал Кель, но солдат не обратил на шутку внимания. Риталу с его изуродованным лицом приходилось хуже всех, и он ожесточенно тряс головой, пытаясь прогнать надоедливых насекомых.
Вскоре привели и остальных рабов. Торстен насчитал не меньше двух десятков пленников. Среди них были и мрачно посматривающие по сторонам горцы, и покорно бредущие жители империи. Но от всех веяло такой безнадежностью и отчаянием, что норда передернуло.
Вокруг ристалища постепенно рассаживались горцы. Похоже, что это селение по размеру было далеко не из последних, во всяком случае, жителей собралось несколько сотен. Сначала пленникам пришлось изрядно поскучать. Горцы произносили длинные речи на своем гортанном языке, а потом и вовсе исполнили какое-то подобие песни. Но солдаты с радостью слушали бы эти завывания и целый день напролет, лишь бы не участвовать в предстоящих боях.
В первых схватках горцы выходили в круг сами и без оружия. Торстен с интересом смотрел за этими боями и даже на некоторое время забыл о том, что находится в плену. Дрались голыми руками горцы с остервенением, но без особого умения. Весь упор делался на грубую силу, так что норд не удивился, что победителем чаще всего выходил самый могучий из поединщиков.
Вдоволь натешившись схваткой с соплеменниками, уже одержавший несколько побед горец выдернул из нестройной толпы пленников одного из них. Не такой уж и щуплый раб смотрелся на фоне могучего варвара жалко. Ему разрезали веревки на руках и вытолкали в круг. Несчастный пытался сопротивляться, но все было бесполезно. Горец избивал пленника не спеша, растягивая удовольствие. Но, в конце концов, от очередного сильного удара раб рухнул как покошенный.
Пленника отволокли в сторону, а на ристалище вывели трех громадных псов. Собаки грозно скалились на пленников, и Торстену показалось, что в их рыке он слышит кровожадное предвкушение.
— Ничего себе песики, — присвистнул Кель. — Надеюсь, не нам доведется их сегодня покормить. Я животных вообще люблю, но жертвовать свое мясо этим монстрам на пропитание как-то не хочется.
После недолгих раздумий, из толпы рабов выволокли еще совсем юного горца. Пленник побледнел и что-то зло выкрикнул. Собравшиеся вокруг ристалища разразились смехом и издевательским улюлюканьем, но варвар лишь задрал подбородок и гордо отвернулся. Ему освободили руки и вытолкали в центр круга.
Псы захлебывались от лая и рвались к юноше, а он просто стоял и смотрел куда-то вдаль. Губы пленника беззвучно шевелились, а во взоре плескалась такая тоска, что Торстен поспешно опустил глаза, боясь встретиться с ним взглядом.
Пронзительно что-то закричав, хозяева спустили псов и одновременно кинули под ноги рабу кинжал. Пленник метнулся вперед, успев крепко стиснуть в руке наборную рукоять и кувырком уйти от броска самой шустрой из собак. Юноша только начал подниматься, когда в прыжке взвился еще один пес. Быстрый взмах руки — и собака, скуля, отскочила, роняя кровавые брызги с располосованной морды. Окружавшие ристалище горцы разразились криками.
Но, отгоняя четвероногого хищника, пленник на секунду отвлекся. Третий пес оказался проворнее, и его клыки сомкнулись на левой руке заоравшего не столько от боли, сколько от неожиданности и страха горца. Он с силой вонзил клинок в грудь собаки, но та, яростно рыча, не разжала челюсти. Юноша еще несколько раз ударил пса кинжалом, но от боли забыл про еще одну собаку. Оказавшись за спиной у пленника, четвероногая бестия в полной мере воспользовалась преимуществом и, взвившись в длинном прыжке, повалила раба на землю.
Окружившие ристалище зрители разразились восторженными воплями. Торстен с отвращением разглядел, что в упоении кричат не только мужчины, но даже женщины и дети. На секунду ему показалось, что вокруг беснуются такие же хищники, как и четвероногий, рвущий на арене отчаянно воющего раба.
Горец еще успел полоснуть лезвием по груди собаки и даже неглубоко вонзить кинжал ей в ребра, но пес, словно этого и не заметив, вцепился юноше в горло. Хрипя и захлебываясь кровью, пленник в отчаянии забился, пытаясь скинуть с себя хищника, но все было напрасно. Через полминуты юноша затих, а пес, не обращая внимания на собственные раны, принялся лакать теплую кровь.